солдатским носовым платком. Люди, сняв шапки,
просто стояли и хранили скорбное молчание, и только по напряженным фигурам и
лицам можно было предположить, что творится в душе у каждого. Счастье
снайпера, что кончили его там, а то тут бы он долго еще жил, к своему
огорчению.
Билич подошел к покойному, поднял платок, посмотрел в грязное лицо с
застывшей навечно на нем маской ужаса, вздохнул и, повернувшись к стоявшему
рядом Клейменову, приказал:
- Аркадий Николаевич, оформите опознание трупа и подготовьте к
отправке. Представитель ставки, когда поедет, заберет его с собой.
- Хорошо, Александр Александрович, - и уже к окружавшим его бойцам: -
Берите героя и заносите в здание, там теплее, вот и зашнуруем, и позовите
писаря, пусть подготовит акт опознания, извещение о смерти и все, что там
полагается.
Все разом засуетились, задвигались. Билич сказал, обращаясь ко мне,
Рыжову и московскому хлыщу:
- Идемте ужинать.
Я был, конечно, не против перекусить и пропустить сто грамм, но не в
компании этой бесцветной рожи, поэтому вежливо отказался:
- Спасибо, товарищ подполковник, но я попозже, надо отмыться с дороги,
подготовить рапорт о снайпере и Семенове, да и текучки много, надо
подтягивать.
- Как хочешь, а в 21.00 ко мне на доклад, и комбриг к этому времени
должен вернуться, - внимательно глядя на меня, сказал Сан Саныч. Кажется, он
понял, в чем истинная причина моего отказа от совместного ужина.
Они вошли в здание, я посмотрел, как бойцы на брезенте уносили все, что
осталось от Семенова, в здание, развернулся и пошел к своей машине.
У каждого офицера штаба была своя машина. У нас с Юркой Рыжовым был
ГАЗ-66 с фанерным кунгом. Хотя многие офицеры предпочитали короткие минуты
отдыха проводить в подвалах, мы с Рыжовым любили наш кунг. Был у нас и
водитель Харин Пашка, ростом метр семьдесят, широк в кости, рожа широкая,
почти

<< 1 ... 37 38 [39] 40 41 ... 465 >>