захваченный в плен
предатель-перебежчик, и боевое братство...
И все это приобретает фантастический колорит, когда осознаешь, что
действие разворачивается в пределах одного города - Грозного, -
превратившегося в какое-то подобие "зоны" из "Пикника на обочине"
Стругацких, пространства, вчера еще мирного, жилого, заполненного обычными
домами, предметами, но в котором сегодня может произойти все что угодно...
Стараясь писать "правду и только правду", Миронов, тем не менее, не
может избежать боевого молодечества, жутковатой романтизации происходящего.
Но это только придает психологической достоверности. Очевидно, это
неизбежный элемент ретроспективного самовосприятия сражающихся людей. Без
этого память о кровавом кошмаре была бы невыносимой.
Прекрасно знающий страшную суть войны, тонкий и интеллектуально мощный
Лермонтов, автор горького и мудрого "Валерика", в письме с Кавказа к
московскому приятелю писал: "У нас были каждый дела, и одно довольно жаркое,
которое продолжалось 6 часов сряду. Нас было всего 2 000 пехоты, а их до 6
тысяч, и все время дрались штыками. У нас убыло 30 офицеров и до 300
рядовых, а их 600 тел осталось на месте, - кажется хорошо! - вообрази себе,
что в овраге, где была потеха, час после дела еще пахло кровью... Я вошел во
вкус войны..."
Если сопоставить повествование капитана Миронова с воспоминаниями
участников Кавказской войны XIX века, то открывается множество ситуационных
совпадений. Причем совпадений принципиальных.
Вот картина самосуда солдат над снайпером, перебежчиком из российской
армии к чеченцам, описанная Мироновым: "Метрах в тридцати от входа в подвал
стояли плотной стеной бойцы и что-то громко обсуждали. Я обратил внимание,
что ствол пушки танка как-то неестественно задран вверх. Подойдя ближе, мы
увидели, что со ствола свисает натянутая веревка. Бойцы, завидев нас,
расступились. Картина

<< 1 ... 457 458 [459] 460 461 ... 465 >>